{снова текст}

[cadett]

Что-то никто не читает это, или читает молча, что понятно, но немного обидно,а я все равно упрямо пишу, потому что муза вот так хоп - и схватила за горло.
Ладно, слов еще очень много будет, поэтому, дабы не тратить ваше время, вуаля:
***
- Эм... т-т-ты? - мои глаза сейчас, наверное, размером с тарелку-кусачку.
- Й-й-йа. - ответил Гоген и тряхнул головой, изображая почтительный поклон, но тут его взгляд споткнулся о что-то и брови многозначительно дрогнули.

многобукв

- Эм... Бе-ебс..Что, патологоанатомия совсем дохода не приносит и ты на панель поперлась?
Я, не понимая о чем речь, обернулась к зеркалу тут же, в коридоре.
Ну, да, проститутка стотый лвл, ничего не скажешь: мой любимый зеленый топ-корсет поисторепался и съехал набок, открывая похабному взору Гогена вид на уголок клетчтого, как и нижняя чать сверхмногослойного наряда, белья. Ну, и все. Коленки сбиты, пальцы на ногах посинели, волосы всколочены, собраны в узел на затылке, одна прядь, как всегда, выпущена на плечо. Глаза красные от дыма, тушь, размазаная от того, что приходилось вечно тереть глаза, размазалась идеально-ровными - ничего не скажешь, - но довольно джокерскими кругами под глазами ровно на столько, что бы стать похожей на енота.
Такой только на панель, куда уж иначе.
Ну а мне что, мне на все плевать. Хоть я так и не выяснила из-за чего, я ждала его. И была безумно рада видеть.
Я его обняла. Как всегда, потому что захотелось. И плевать, что Ронни из-за такого-же "захотелось" теперь вот мучается, потому что никакого Ронни больше не было. Никого не было. Мир сузился до точки, а в этой точке только колючие щеки и теплая грудь Рокитанского. Тепля-теплая.
Он сначала удивился, что характерно в таких случаях, когда ты с порога называешь заспанную и закуренную девушку проституткой, а она к тебе обниматься лезет.
А потом он меня тоже обнял. Надо же, и руки у него теплые. Теплые и шершавые. А у меня мысли какие-то оборванные и бессвязные. Ну и пусть. Какие тут мысли, когда Гога. И вот он тут, дышит мне в макушку своим хлебно-хмельным дыханием. И оно тоже теплое, даже горячее.
И ах да, мы стоим в коридоре. Я на цыпочках, босыми ногами почти в подъезде, а он, согнувшись ко мне немного, прячет тонкий шрам во всколоченных белых волосах.
- Пошли, замерзнешь, - и голос тоже теплый. Он весь - одно сплошное тепло. А может, я и правда просто замерзла.
Пришел, усадил на диван. Как будто я к нему в гости пришла, а не наоборот. Но у меня не было сил злиться, а тем более ругаться, или, может быть, просто не хотелось.
В комнате бардак страшный. вещи разбросаны, на столе - скомканные бумажки, карандаши, специи вперемешку с окурками. Недопересаженные цветы под тумбой. Их еще Дороти оставила, кстати.
Я убрала вещи с дивана и запихнула в ящик, что бы хоть место освободить.
Гога уселся напротив меня, скрестивши ноги по-турецки.И опять вот смотрит, склонив голову на бок. Сказать ему что ли, что так и остиохандроз развить недолго.
- Ну, что там? - звенящим голосом спросила я, уставившись на него с, наверное такой надеждой, что он вдруг зажевал губу и нервно почесал макушку. - Драго-о-о-о-ш! Ну не тяни, пожалуйста!
Он молчал, все так же глядя куда-то в пустоту, и жевал губы.
- Ну, Рокитанский! Ну что там такое, скажи уже мне! Сколько можно изводить уже!? - голос сорвался на крик - Прекрано же понимаешь, что это не игрушки, и все равно, все равно! Тебе так нравится меня бесить, да? Так нравится? Только это не счет хоккейной команды, это человек, Драгош! Че-ло-ве-е-ее-к!
Я начала колотить его кулаками в грудь. Вот ненавижу себя в истерике. Но истерике, видимо, все равно.
А он просто молча прижал к себе, пока я не затихла. Сразу видно, не с одной вдовой объяснялся.
- Там так... все плохо, да? Плохо, Гога?
- Да. - Голос был гулкий и ровный. Как всегда - ни одной эмоции перед женщиной.
- Ладно, хватит истерик! - я подскочила с его колен и принялась спешно приводить себя а порядок. А он сидел и смотрел на меня с такой усталой улыбкой, словно родитель на проворное чадо. И я, выдергивающая из-под него свои джинсы, и прыгающая на одной ноге, одевая их, и он, сидевший на вчколоченном диване (который был еще и моей кроватью) и смотревший на меня, склонив голову в своей придурковатой манере, составляли весьма и весьма не однознасную картину.
Чертова патологическая пошлость.
А Гога вдруг усмехнулся, словно читая мои мысли. Мерин, иногда мне действительно кажется,что они ему давным-давно известны.
- Чего ржешь? - спросила я исключительно для того, что бы скрасить воцарившееся молчание.
- Да так... - задумчиво произнес он, а потом, будто припомнив-что-то действительно затрясся в беззвучном смехе.
- Что? - я оглядела себя на предмет смешивших Гогу вещей. А с учетом того, что это могла оказаться совершенно любая вещь, я была вынуждена бросить сие занятие.
- Вспомнил вдруг наше знаменательное знакомство.
- У-у-у, Гоген, и с каких это пор тебя на на ностальгию-то потянуло, м? - спросила я, сидевшая на корточках к нему спиной и занятая уборкой внутренностей недопересаженных растений.
- С тех самых пор, как увидел твой белобрысый зад в клетчатых трусах, - усмехнулся он.
Я сморщила нос и сердито засопела. Нет, ну не может этот человек увидеть кого-то в трусах без того, что бы потом еще неделю это припоминать.
- Иди к черту, ладно? - я прищелкнула языком, - Я уж и думать забыла про тот разговор.
А вот это была уже откровенная ложь. Ну, видит Мерлин, того требовала ситуация. Во всяком случае, этот из моих уст точно звучало правдоподобнее чем: "О, это точно судьба! Представляешь, как раз сегодня я тоже вспоминала нашу первую встречу, и вообще я уже неделю только о тебе и думаю!"
- Бе-е-е-ебс, я сейчас вообе обижусь, - он картинно надул губки, и я не сдержала улыбки, - как ты вообще могла забыть? После всего, что между нами бы-ы-ыло... - он изобразил тон типичной ванильной деффачки, и тогда я совсем рассмеялась.
- Чайок хочешь?
- Не-а - лениво протянул Гога, растягиваясь на моем диване.
- А чего же ты хочешь, душа моя? - я присела рядом и подперла голову ладонью, увы, слишком поздно осознав двусмысленность этого вопроса.
Гога, до этого лежавший в позе морской звезды, отклеил от своего лежбища голову и уставился на меня, приподнявши бровь. В этом мире, чевт побери, становится слишком много пошлости.
- Ты действительно хочешь это знать?
Не, ну не отступать же мне! Ничего прямвоттакого он мне сказать не сможет. Стреляный воробей, ага.И, в конце концов, я тоже хочу тему для пожизненного стеба над ним!
- Ну допоустим хочу, - воинственно произнесла я.
Бровь Рокитанского изогнулась еще больше. Он поднялся и зашептал мне на ухо что-то.
А что - я вообще никогда и никому не расскажу.
- Ну, что ж ты так покраснела, душа моя ?
Я сердито засопела.
- Ладно, я проиграла. - оставалось только отвернуться и по-детски упрямо сложить руки на груди, что я, в общем-то, и сделала.
- Эй, эй, и что, и все? - он дернул меня за рукав, разворачивая к себе.
- Ну, я же сказала, что только выслушать хочу, - вот тут я правда перепугалась. Четное слово, от Драгоша можно абсолютно всего ожидать.
А этот наглый самодовольный чех просто бессовестно хохочет.
- Ну, что я опять такого сказала? - плаксиво протянула я.
- У-уф...- он картинно вытер костяшками указательных пальцев несуществующие слезы. - Нет, Адлер, вот всего от тебя ожидал, но... - даже задохнулся, казалось, в смехе-то. - Да не собираюсь я тебя...
- Так, довольно! - резко оборвала я. Еще раз выслушивать исповедь несравнимого извращенца Рокитанского я точно не хотела. - Не собираешься, и слава Богу!
Гога дернул меня за рукав и рывком усадил рядом на диван.
Как-то вдруг резко расхотелось ругаться и скандалить. Словно подкосило.
Я ткнулась ему затылком в плечо.
- Я устала. - честно сказала я, обращаясь как-бы вникуда. - Давай просто поспим.
И Гоген - надо отдать ему должное - выключил фонтан пошлостей и просто меня обнял.
Да хоть он трижды извращенец, все равно солдат. Потому что заткнуться вовремя тоже уметь надо.
Я закурить хотела, но Гога обещал меня выпороть, как левую афганскую чурку, если еще раз увидит с сигаретой. И вот как-то мы просто лежали и молча разговаривали обо всем на свете.
- Эй, Бе-е-ебс... - в полудреме вдруг сказал Гога, слепо шаря по моей голове.
- Ну, что? - я перехватила его руку и заерзала, разворачиваясь. Мысль о том, что я прижималась задницей к животу главного извращенца Сокола на диване у себя дома, пришла мне в голову многим позже после того дымного полудня.
- Ничего. - Он снова накрыл мои, вечно сизые плечи смуглыми руками. - Просто вдруг подумал, что приснилось.
- Чего приснилось? - сонно пробормотала я, натягивая на себя его руку, словно одеяло.
- Ну, что ты тут. - просто ответил Гоген.
А ответить я уже не успела, потому что провалилоась, как в пропасть, объятую выветренным табачным, и теплым, прямонадухом, хлебно -хмельным духом, сон.